"У нас нет союзников", — говорит международный эксперт о Трампе, роли Китая и шансах на победу над Россией.

Внешнеполитические иллюзии Украины после начала полномасштабной войны начали постепенно исчезать. Вступление в НАТО так и не получило реальных очертаний, а угроза прекращения помощи после инаугурации Трампа подрывает веру в "добрый" Запад, который, как нам казалось, никогда не оставит нас.

Почему же наши партнеры не оказывают нам такую помощь, на какую мы надеемся? Боятся или не считают это необходимым? Какую злую шутку сыграла с Украиной политика многовекторности? И как так случилось, что мы "пропустили" изменения мирового порядка? Есть ли еще шанс "проснуться" и все исправить? На эти и другие вопросы "Телеграф" ответил доцент Института международных отношений, кандидат политических наук Николай Капитоненко.

Упадок Запада

– Николай, я слежу за вашими постами в Facebook, и вы постоянно подчеркиваете, что в своей международной политике мы не можем трезво оценить реалии. Давайте сейчас трезво их оценим и поймем, что происходит не так.

– Это началось довольно давно. В какой-то момент взгляды, привычки и оценки, появившиеся в 1990-х годах ХХ века, стали основными. Мир значительно изменился за последние 25 лет, а наши оценки остались прежними. На их основе мы строили свою внешнюю политику, по крайней мере, в последние 20 лет.

Кучма строил свою многовекторность исходя из того мира, который существовал в 1990-х. Особенностями этого мира были исторически минимальный разрыв между силовыми потенциалами Украины и России, прозападная внешняя политика России и доминирование Запада. Это был мир 1990-х годов. В таком мире, чтобы максимизировать шансы Украины на успех, была выбрана политика многовекторности.

Но затем начались изменения, и продолжать многовекторную политику стало сложно. Россия усилилась и перестала быть прозападной. Это поставило перед Украиной новые вызовы. Мы пытались их решать, полагаясь на добрую волю и искренние намерения Запада. Мы верили, что Запад добр, альтруистичен и будет делать то, что нужно нам. Так мы интерпретировали историю 1990-х годов с другими странами Центральной и Восточной Европы, которые вступили в НАТО и ЕС и получили значительную помощь. Нам казалось, что с нами будет что-то похожее. Но уже в 2000-х годах, особенно после речи Путина в Мюнхене в 2007 году, стало очевидно, что мир таким больше не будет. И что украинская внешняя политика должна адаптироваться к этим новым реалиям. Однако мы не смогли оценить изменения. Мы продолжали надеяться, что нас примут в НАТО, нужно лишь настойчиво на этом настаивать, и все будет хорошо. Мы надеялись, что мы вступим в ЕС, и наши экономические проблемы и вопросы безопасности будут решены.

Также мы продолжали вести довольно рискованную политику по отношению к России: недооценивали ее решимость и готовность нарушать правила. В конце концов, мы не глубоко изучали происходящее внутри России. Плюс существовало множество мифов, которые даже сейчас возвращаются, например, о том, что если бы Украина сохранила ядерное оружие, все пошло бы иначе. Это поверхностное понимание того, как работает современная международная политика.

– Тогда объясните, как именно изменился мир в конце 1990-х, что мы это упустили, и как это непонимание сыграло с нами злую шутку.

– Главная тенденция, начавшаяся в 2000-х, — это упадок Запада и относительной гегемонии США. Гегемония США возникла после Первой мировой войны и успешно сохранялась на протяжении 100 лет. Появлялись различные конкуренты: Великобритания, Германия, Япония, Советский Союз и, наконец, Китай. Все эти попытки [отобрать лидерство] не смогли существенно снизить и сохранить ведущую роль США. После холодной войны мы жили 10 лет в условиях триумфа Запада. Западные ценности, институты, международные организации и модель жизни казались безальтернативными.

Это также повлияло на безопасность: позиции Запада укрепились в ряде регионов после распада Советского Союза. Запад активно перестраивал мир в соответствии со своими интересами и своим видением. Но в 2003 году этот процесс сменился противоположной тенденцией, связанной с началом упадка относительной гегемонии США.

– Почему именно 2003 год? Что стало триггером упадка?

– Гегемония строилась (и до сих пор основана) на экономической роли. Около 20-22% мировой экономики производится в США. Этот уровень был достигнут в 1970-х годах и с тех пор остается таким. Гегемония базировалась на американском могуществе и "мягкой" силе: способности привлекать союзников, нравиться другим и распространять свои ценности. Все это работало успешно до начала войны в Ираке в 2003 году. После этого начались проблемы. Война в Ираке расколола общественное мнение в США и на Западе. Она значительно снизила "мягкие" силовые возможности и привлекательность США в мире. Война имела множество долгосрочных последствий. Одним из них стало то, что Россия начала рассматривать американцев как угрозу. Чтобы обезопасить себя от судьбы Саддама Хусейна, Путин изменил внешнеполитические основы российского государства и стал проводить совершенно иную внешнюю политику.

С этого времени этот тренд усиливается. И не столько из-за ослабления США, сколько из-за усиления Китая. Под руководством Си Цзиньпина Китай стал глобальным государством. Это крупнейшая экономика мира по паритету покупательной способности. Такого уровня конкуренции США не знали за последние 100 лет. Экономический потенциал Советского Союза даже в лучшие времена составлял около 30% от американского. А китайская экономика сегодня больше американской, и этот разрыв увеличивается. Время работает против США. Китай является крупнейшим торговым партнером для большинства стран мира, он "мастерская мира". Китай подтягивает к себе другие страны, конвертируя свои экономические возможности в политические и дипломатические. Таким образом, формируется полноценный альтернативный полюс силы. Чего не было в 2003 году и в 1990-х годах. Тогда казалось, что ни одно государство не сможет бросить вызов американскому могуществу в обозримом будущем. В результате все, что мы связывали с западным образом жизни, западными институтами и ценностями, оказалось в кризисе.

С 2009 года демократизация, связанная с триумфом западных ценностей, уступила место обратной тенденции. Увеличивается количество авторитарных стран и доля населения, живущего в авторитарных режимах. Демократия становится менее популярной. Формируются альтернативные коалиции и альянсы различных незападных государств. Обостряются региональные конфликты, у Запада меньше возможностей отстаивать свои интересы и в конечном итоге побеждать.

"У нас нет союзников"

– Как должна действовать Украина в контексте этих глобальных изменений в мире? Мы сделали ставку на Запад, а могли бы на глобальный Юг? Как именно? Что для этого нужно было сделать? Как могло быть иначе для нас?

– Дело не в том, чтобы присоединиться к глобальному Югу. Это было бы слишком радикально. Тем не менее, учитывая состояние и тип нашей экономики, Украине следует подумать, к кому она относится. Запад, с экономической точки зрения, — это высокоразвитые богатые общества, постиндустриальная экономика, экспортирующая капитал и технологии. А сельскохозяйственные, промышленные и сырьевые страны — это как раз о глобальном Юге. Но это все же философский вопрос, так как внешняя политика не всегда должна определяться типом экономики. В нашем случае она должна определяться соотношением сил, интересами и возможностями наших соседей.

Сегодня необходимо более реалистично оценивать интересы и намерения всех вокруг нас: как наших противников, таких как Россия, так